Я шёл по потрескавшемуся асфальту степной дороги. Был жаркий месяц август. Именно «был», сегодня, видимо природа сама устала от зноя и решила дать перерыв себе и людям. С самого утра по небу низко низко бежали гонимые ветром рваные половые тряпки грязных туч. Ветер дул как-то несмело, но уже с уверенностью мальчишки впервые поевшего на велосипеде. Хочется всё быстрее и быстрее! И ветер к полудню начинал разгоняться всё быстрее и быстрее. Не было урагана, был просто сильный ветер, но временами он срывался и несся вскачь, со скоростью свихнувшегося паровоза, подхватывая какой то придорожный мусор, щёпки, кусты высохших, не выдержавших жары, колючек. Развевая на мне старую майку и трепавший спортивные штаны как гордый флаг на вершине Эвереста.
Пахло дождём, но я знал прекрасно – дождя не будет. Не то это место. Тарханкут – в переводе «чёртов угол». Тут один дождь за лето – роскошь. В этом году уже поливало трижды. Да и знал я эту погоду, побушует день другой, ветер, сырость, температура упадёт градусов до 20…. И всё. Как будто природа сама понимает, что надо оправдывать традиции веков, и не обманывать надежды людей – три дождя было, всё, и так роскошно.
А я любил ходить по этой дороге, вдоль которой сиротливо протянулись полосы чахленьких акаций. Вот это бойцы! Кроме этих деревьев тут наверняка ни одно бы не выжило!
А когда идёшь навстречу ветру.… Когда он дует в лицо, пытаясь тебя повернуть, оттолкнуть, когда порывы дуют так, что невозможно идти с открытыми глазами… Но я иду. Прищурив глаза, наклонившись вперёд. Иду. И улыбаюсь. Мне нравится. Мне нравится жить, идя навстречу ветру. Я уже не могу по-другому. Может, привык, может мне всегда нужен свежий воздух. И никогда мне не понять как можно не любить ветер в лицо.… А КАК тогда жить? Я не пойму никогда.
Останавливаюсь прикурить, пряча ладонью хрупкий огонёк спички от разбойника-ветра. И тут порывом ветра на меня бросило, какой то странный лист. Этот странный лист вдруг вцепился в майку и не отлипал. Я глянул, и обалдел – это была бабочка! Огромная, крылья почти с мою ладонь. Я таких даже в школьных атласах-определителях не видел. Она не была яркой, но в этот пасмурный день, да в выжженной степи, она была как огонёк живого пламени. И она не улетала. Она ползла вверх. И оказалась на моём плече. Ветер отчаянно пытался её сорвать. Но мотылёк не сдавался, как опытный яхтсмен вертел крыльями норовя поставить их ребром к ветру.
А я только оторопело глядел на эту безмолвную борьбу природы с природой, застыв соляной женой библейского Лота. Мне страшно было нарушить, спугнуть эту хрупкую красоту. Мне казалось, что на Земле нас осталось только трое – я, ветер, и бабочка. Причём я скорей всего был прировнен к безмолвному дереву, всего опоре в борьбе…
А потом бабочка показалась мне чьей то неугомонной душой. На время отпущенной из чистилища, по каким то неведомым делам.
И я вспомнил.… Вспомнил.… Как когда-то я так же оцепенев стоял. И на меня рушилось небо. И я умирал. Потому что умер кто-то другой. Я не смог оказаться рядом. Не смог. Слишком занят был тем, что бы выжить самому. Как от той запутанной, нескладываемой мозаики называемой сердцем упал и разбился огромный кусок. Как я думал, что от мозаики уже ничего не осталось. Только холод внутри. Только свистящий тоннель. Я думал, что-то, что осталось от сердца стало корявым куском красного гранита. Я думал, я разучился плакать ТОГДА…. И мне просто хотелось умереть. Не просто умереть – НЕ ЖИТЬ…
Я знаю - нельзя прожить чужую жизнь, но уж пройти навстречу ветру, нырнуть в штормовое море захлёбываясь от восторга - за них... Должен. И сделаю...
А под ногами валялся мутный хрусталь разбившегося неба.
Но эта бабочка…. И тогда была бабочка…. Только поменьше…. Я вспомнил.
(Asmodey)